Воспоминания кавалериста и оперуполномоченного. Очень интересно.
Ю. Галлат. В то время не было такого, как сейчас: побоища, драки. Как-то дружны были мы в то время. Пришли в армию, и уже старослужащие, которые год послужили и остались на второй год, приняли нас совсем по-другому. Они помогали нам, показывали, потому что многое уже знали, рассказывали, поучали нас. Эскадрон, 200 человек, это же одна семья.
И. Вершинин. К спиртному как относились?
Ю. Галлат. В армии это было категорически запрещено... У него в тот день был день рождения, и, находясь в гостях у своей девушки в Астраханке, он выпил рюмочку водки вместе с ее отцом. Когда обратно возвращался в часть, проходил мимо штаба дивизии. Там на крыльце как раз стоял командир нашей 8-й Дальневосточной кавалерийской дивизии Манагаров и командующий армией генерал-лейтенант Маркиан Михайлович Попов. Степа шел спокойно. Тут Попов говорит Манагарову:
– Товарищ комбриг, а этот красноармеец, кажется пьяный идет на ночевку.
– Да нет, не может быть, товарищ командующий, – говорит Манагаров.
– А вы проверьте, остановите его!
Так его отвели на гаупвахту. Отсидел он пять суток, и его отпустили. Командир полка начал ходатайствовать: ну день рождения, ну выпил. Вот какая тогда строгость была: день рождения, а нельзя было выпить. Закон есть закон!
Тогда главным в армии была дисциплина... Идешь по плацу, проходишь первую казарму, вторую, столовую, клуб, как тебе навстречу идет не какой-нибудь командир, а командир отделения, два треугольничка у него в петлицах, солдат, почти что год отслужил. Ты идешь около него строевым шагом. И попробуй не попроиветствуй его и не отдай ему честь, он тебе может гаупвахту влепить. И отменить решение не имеет права ни командир полка, ни командир дивизии. Вот такой был порядок.
Они бежали, сломя голову, побросали всю технику, сбросили шинели. Каждый из них спасался, как мог, пытался добежать до речки, а там по ним стреляли из пулеметов. Если из них кто-то и выбрался на другой берег, то это единицы. Схватка была скоротечная. Мы догоняли и рубили. Вспоминать это неприятно. В глазах предстает следующая картина: ты бежишь, рубишь, он падает и голова летит. Я зарубил около десяти японцев. Не будешь выбирать, когда лошадь прямо-таки прет лавиной в гущу. Жутко рубили, в этом трудно дать себе отчет: шум, гам, клинки только свистят и скрипят. Монголы сами маленькие, лошади их тоже, а наши ростом летят и мнут. Почти всех изрубили. Когда после этого двухчасового боя наш эскадрон выстроили, выяснилось, что не погиб ни один кавалерист. Не знаю, может быть, в 32-й дивизии потери были, но у нас их не было.
Но я 23 года прослужил в органах, был сначала помоперуполномоченным, оперуполномоченным на объектах, обслуживал специальные объекты, потом был старшим следователем Чарской долины, в моем подчинении было несколько объектов, приисков. Потом был следователем, начальником следственного отделения. Никогда! Никогда не было такого, чтобы я последственного хоть бы пальцем тронул!!! Никогда: ни мужиков, ни женщин тем паче. Я всегда смотрел, в первую очередь, на документы, говорил спокойным голосом. Я понимал, что бить нельзя. Если ты будешь вырывать у него показания, он может тебе наврать и сказать все, что угодно. Это же нельзя делать! Надо делать так, чтобы он сам рассказал о своей преступной деятельности. Вот это правда! А то, что он наврет, ведь от этого он может в суде отказаться.
http://ilya-vershinin.livejournal.com/1448.html
http://ilya-vershinin.livejournal.com/1709.html
И. Вершинин. К спиртному как относились?
Ю. Галлат. В армии это было категорически запрещено... У него в тот день был день рождения, и, находясь в гостях у своей девушки в Астраханке, он выпил рюмочку водки вместе с ее отцом. Когда обратно возвращался в часть, проходил мимо штаба дивизии. Там на крыльце как раз стоял командир нашей 8-й Дальневосточной кавалерийской дивизии Манагаров и командующий армией генерал-лейтенант Маркиан Михайлович Попов. Степа шел спокойно. Тут Попов говорит Манагарову:
– Товарищ комбриг, а этот красноармеец, кажется пьяный идет на ночевку.
– Да нет, не может быть, товарищ командующий, – говорит Манагаров.
– А вы проверьте, остановите его!
Так его отвели на гаупвахту. Отсидел он пять суток, и его отпустили. Командир полка начал ходатайствовать: ну день рождения, ну выпил. Вот какая тогда строгость была: день рождения, а нельзя было выпить. Закон есть закон!
Тогда главным в армии была дисциплина... Идешь по плацу, проходишь первую казарму, вторую, столовую, клуб, как тебе навстречу идет не какой-нибудь командир, а командир отделения, два треугольничка у него в петлицах, солдат, почти что год отслужил. Ты идешь около него строевым шагом. И попробуй не попроиветствуй его и не отдай ему честь, он тебе может гаупвахту влепить. И отменить решение не имеет права ни командир полка, ни командир дивизии. Вот такой был порядок.
Они бежали, сломя голову, побросали всю технику, сбросили шинели. Каждый из них спасался, как мог, пытался добежать до речки, а там по ним стреляли из пулеметов. Если из них кто-то и выбрался на другой берег, то это единицы. Схватка была скоротечная. Мы догоняли и рубили. Вспоминать это неприятно. В глазах предстает следующая картина: ты бежишь, рубишь, он падает и голова летит. Я зарубил около десяти японцев. Не будешь выбирать, когда лошадь прямо-таки прет лавиной в гущу. Жутко рубили, в этом трудно дать себе отчет: шум, гам, клинки только свистят и скрипят. Монголы сами маленькие, лошади их тоже, а наши ростом летят и мнут. Почти всех изрубили. Когда после этого двухчасового боя наш эскадрон выстроили, выяснилось, что не погиб ни один кавалерист. Не знаю, может быть, в 32-й дивизии потери были, но у нас их не было.
Но я 23 года прослужил в органах, был сначала помоперуполномоченным, оперуполномоченным на объектах, обслуживал специальные объекты, потом был старшим следователем Чарской долины, в моем подчинении было несколько объектов, приисков. Потом был следователем, начальником следственного отделения. Никогда! Никогда не было такого, чтобы я последственного хоть бы пальцем тронул!!! Никогда: ни мужиков, ни женщин тем паче. Я всегда смотрел, в первую очередь, на документы, говорил спокойным голосом. Я понимал, что бить нельзя. Если ты будешь вырывать у него показания, он может тебе наврать и сказать все, что угодно. Это же нельзя делать! Надо делать так, чтобы он сам рассказал о своей преступной деятельности. Вот это правда! А то, что он наврет, ведь от этого он может в суде отказаться.
http://ilya-vershinin.livejournal.com/1448.html
http://ilya-vershinin.livejournal.com/1709.html
no subject
no subject
no subject
дисциплина в армии, рубка японцев или нежелание опера избивать подследственных?
no subject
Силой и истовостью своей одной-единственной мысли Вы напоминаете еще одного персонажа, зовут его observer_lj.
Почему Вы не хотите посмотреть на настоящее (в котором есть много места для того прошлого, которое я люблю не меньше Вас), почему не смотрите в будущее?
И Вы правда не видите отвратительности пропиареного Вами персонажа?
Может, Вы все-таки очень талантливо заказ гоните? Тогда почет и уважуха - профессионал.
no subject
НАТАН ЗОРГЕ
(Anonymous) 2007-11-08 08:26 pm (UTC)(link)